Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]
Но если всё обойдется, то я смогу просто попросить Рики вернуть мне конверт, когда повидаюсь с нею. Я специально не стал заполнять раздел «изменение владельца» на обороте сертификата: в случае чего мне не придется оформлять кучу бумаг (это очень сложная процедура, когда несовершеннолетний отдаёт распоряжение о передаче ценных бумаг), чтобы получить сертификат обратно — достаточно просто порвать отдельный лист бумаги. Я убрал сертификат и сопроводительное письмо в меньший конверт, заклеил его, положил вместе с письмом к Рики в большой конверт, наклеил марку, написал адрес Рики в скаутском лагере и бросил в ящик у дверей аптеки. Судя по надписи на нем, следующая выемка будет через сорок минут. Я влез в машину с чувством заметного облегчения — не столько от того, что мои акции теперь были в безопасности, сколько от сознания, что я разрешил свой главный вопрос.
Ну, точнее, не «разрешил», а просто решил идти навстречу трудностям, а не бегать от них, не прятаться в норку, как Рип ван Винкль какой-нибудь, и не пытаться утопить их в спиртном различной крепости. Я, конечно, хотел увидеть двухтысячный год. Но я и так его увижу, только чуть позже — когда мне стукнет шестьдесят. Возможно, я ещё буду в этом возрасте на девочек поглядывать. Куда спешить-то? Нормальному человеку ни к чему прыгать в следующее столетие. Это всё равно что смотреть конец фильма, не зная, что было перед этим. Надо просто радоваться жизни тридцать лет подряд — тогда я, вероятно, легче сумею понять двухтысячный год, когда он наступит.
А пока что я собирался сцепиться с Майлсом и Беллой. Может, я и не смогу их одолеть, но зато они узнают, что почём. Как Пит, который иногда возвращался домой весь в крови, но громко и настойчиво мяукал: «Видели бы вы того, другого кота!»
От сегодняшнего разговора с Майлсом я многого и не ожидал. В общем-то, это было просто формальным объявлением войны. Я хотел испортить ему сон, и чтобы он позвонил Белле и в свою очередь испортил сон ей.
3
Подъезжая к дому Майлса, я начал насвистывать. Мне стало наплевать на эту драгоценную парочку, и за последние пятнадцать минут я успел выдумать две совершенно новые машинки, каждая из которых должна была сделать меня богатым человеком. Одна — чертёжное устройство с управлением наподобие клавиатуры пишущей машинки. Я прикинул, что только в США наберется не меньше пятидесяти тысяч инженеров-конструкторов, которые каждый день горбатятся над своими кульманами и всей душой их ненавидят. От этой работы болит поясница и портятся глаза. Не то чтобы им не нравилась их работа — конструировать очень увлекательно, — но чисто физически это очень тяжкий труд. С моей же штуковиной они смогут сидеть в креслах и нажимать на клавиши, а изображение будет само появляться перед ними на экране над клавиатурой. Нажмите три клавиши одновременно — получите в нужном месте горизонтальную линию. Нажмите ещё одну клавишу — и вертикальная линия рассекает горизонтальную пополам. Нажмите две клавиши, а потом еще две — и проведите линию строго под нужным углом.
Господи, да за небольшую плату, как за дополнительное приспособление, я бы добавил ещё один экран, чтобы на первом архитектор чертил в изометрии (это единственный удобный способ конструирования), а на втором изображение сразу появлялось бы с учётом законов перспективы без всякого участия человека. Да что там — можно заставить эту штуку из изометрии выдавать сразу даже разрезы и поэтажные планы!
Главная прелесть заключалась в том, что всё это нетрудно было почти полностью собрать из стандартных частей, каких навалом в любом радиомагазине. Кроме, конечно, панели управления, которую я наверняка смог бы смастерить, купив обычную электрическую пишущую машинку, выдрав из неё все потроха и подключив клавиши к соответствующим цепям. Месяц, чтобы сделать примитивную модель, и ещё шесть недель на отлаживание…
Но эти мысли я заткнул в дальний угол памяти, уверенный, что я смогу сделать это устройство и что свой рынок оно найдёт. Гораздо больше меня вдохновляла мысль, что я, кажется, нашел способ переплюнуть нашу старушку «Салли» по части универсальности. Про «Салли» я знал больше, чем кто-либо, даже если бы этот «кто-то» корпел над нею целый год. Чего никто не знал — этого не было даже в моих записях, — так это того, что на каждое техническое решение, применённое мною, у меня был как минимум ещё один вариант, и что я был скован в выборе тем, что рассматривал «Салли» только как домашнюю прислугу. Для начала я мог освободить её от необходимости жить в электрическом инвалидском кресле. После этого я мог делать что угодно. Вот только ячейки Торсена мне для этого понадобятся, но тут Майлс был мне не помеха: их может купить любой, кто пожелает заняться кибернетикой.
Чертёжная машина подождет. Я займусь этим многоцелевым автоматом, который можно будет запрограммировать на в с ё, что может человек, лишь бы для этих действий не требовался человеческий разум.
Нет, вначале я всё-таки сделаю чертежную машину, а уж потом с её помощью сконструирую «Премудрого Пита».
— Слышишь, Пит? Мы назовем первого робота на свете в твою честь!
— Мррря-а-а-у!
— Зря сомневаешься — это большая честь.
После «Салли» я мог сконструировать «Пита» прямо на своей чертёжной машине, довести его до совершенства, причём быстро. Эта модель сместит «Салли» с пьедестала ещё до того, как они успеют пустить её в производство. Если повезёт, я пущу их по миру, и они ещё придут уговаривать меня вернуться.
В окнах Майлса горел свет, а его машина стояла возле дома. Я поставил свою машину впереди его, сказав Питу:
— Ты уж лучше сиди тут, парень, и карауль машину. Если кто пойдет — быстро кричи «стой!» три раза подряд и стреляй в грудь.
— Мяу!
— Если ты хочешь войти со мною в дом, то тебе придётся сидеть в сумке.
— Мя-а-а-у!
— И не спорь. Полезай в сумку.
Пит прыгнул в сумку.
Майлс открыл мне дверь. Никто из нас не сделал попытки поздороваться за руку. Он проводил меня в гостиную и показал рукой в сторону кресла: садись, мол.
Белла была здесь же. Я не ожидал увидеть её, но, наверное, ничего удивительного в её присутствии не было. Я глянул на неё и ухмыльнулся:
— Какая приятная встреча! Только не говори мне, что ты ехала из Мохаве в такую даль специально, чтобы поболтать с добрым старым Дэном?! — Я, когда завожусь, становлюсь таким грубияном с дамами.
Белла нахмурилась.
— Не остри, Дэн. Выкладывай, что ты хотел, если тебе есть что сказать, и проваливай.
— Ну, ты меня не торопи. Здесь так мило: мой бывший партнер; моя бывшая возлюбленная… Жаль, что нет моей бывшей работы.
Майлс сказал умиротворяюще:
— Зря ты так, Дэн. Мы же это всё для твоей же собственной пользы… и потом, ты же можешь в любой момент опять начать работать, стоит тебе захотеть. Я буду рад.
— Для моей же пользы? Примерно так сказали конокраду, перед тем как вздёрнуть его на виселице. А насчёт моего возвращения — ты как, Белла? Могу я вернуться?
Она закусила губу.
— Если Майлс так считает — конечно.
— А ведь ещё вчера, кажется, было так: «Если Дэн так считает…». Всё меняется, такова жизнь. Но я не вернусь, ребята, не дёргайтесь. Я просто хотел сегодня кое-что выяснить.
Майлс взглянул на Беллу. Она спросила:
— Например?
— Ну, во-первых, кто из вас придумал меня надуть? Или вы это вместе?
Майлс произнёс медленно:
— Неудачное ты выбрал слово, Дэн. Оно мне не нравится.
— Да ладно уж, давайте без обиняков. Если уж слово плохое, то дело, которое оно обозначает, в десять раз хуже. Я имею в виду поддельный контракт и фальшивые переуступки патентов. Это ведь по федеральным законам карается, Майлс. Смотри, будешь видеть солнышко по нечётным средам. Я ещё не уверен, но в ФБР мне скажут точно. Завтра, — добавил я, заметив, как сморщился Майлс.
— Дэн, неужели у тебя хватит ума мутить воду?
— Воду? Нет, ребята, я просто потащу вас в суд — и по гражданскому иску, и по уголовному. Вам даже почесаться будет некогда… если только вы не согласитесь сделать одно дело. Да, я ещё забыл ваш третий грешок: кражу моих записей и чертежей по «Салли»… и действующей модели тоже; хотя, конечно, вы можете заставить меня внести стоимость материалов, пошедших на её изготовление, — ведь платила-то за них компания.
— Кража? Чушь! — огрызнулась Белла. — Ты же работал над ней для компании.
— Разве? Работал-то я в основном по ночам. И я никогда не был служащим, Белла, как вам обоим известно.
Я просто тратил на жизнь ту прибыль, что набегала по моим акциям. Интересно, что скажут в «Манникс», когда узнают, что изделия, которые они собираются купить — «Золушка», «Чарли» и «Салли», — не принадлежали компании, а были украдены у меня?